Сегодня говорим с труженицей тыла Анастасией Ивановной Верник, к ней приехали в Верх-Сузун.
Семь душ детей и мы
«Родина моя – посёлок Сузун, и мама здесь родилась. Дедушка Семён Зырянов, мамин отец, работал в гончарке, где позже, на улице Северной, открыли магазин. До сих пор помню, каким маленьким был Сузун», – воспоминания старожилов слушать всегда интересно, представлять, как их жизнь то текла, то бурлила. Кстати, на Сузунку порыбачить пацаны бегали всегда. «Сток на плотине летом перекрывали, но через дырочки били струйки воды, иногда выбрасывало рыбёшек, мальчишки собирали их. Мы рядом крутились.
У нас на квартире жила заместитель прокурора. Один раз я рассказала ей, что её сын матерится. Неужели? – и попросила меня повторить, что он сказал. Я повторила, и это папа услышал, даже замахнулся на меня: не смей ругаться, повторять тоже нельзя. Сам он никогда не ругался, не бил нас, не курил, не пил, добрый был. Мама Александра Семёновна за него замуж вышла, хотя у него было семь душ детей. У мамы раньше тоже был муж, дети, а потом все умерли. Вот они с моим папой поженились. А потом ещё мама нас двоих родила», — Анастасии Ивановне первого октября 2024 года исполнилось сто лет, она как будто удивлена этим обстоятельством, смеётся. Мне хочется знать подробнее, как же они жили, сузунцы, и мы возвращаемся к тридцатым годам ушедшего века.
Семья Волковых жила на Набережной в большом доме (потом там была сберкасса). В огороде стояла избушка, где жили мамины родители — Зыряновы. Пошли слухи о раскулачивании и выселении. Взрослые решали, куда же им податься с детьми. Квартирантка посоветовала оставаться на месте, и никто семью не тронул. Старшие дети Ивана Филипповича уже были взрослые, кто-то уехал в Новосибирск. Настя ходила в восьмилетнюю школу, окончила пять классов. Мама ездила в Барнаул на заработки «к богачам», привозила одежду. Была у мамы и швейная машина, называли её «поповской», хозяйка обшивала всю семью. Конечно, держали корову.
Вижу папу через щёлку
Отец Иван Филиппович работал сапожником, мастерская была в центре, недалеко от плотины. К сапожникам несли обувь в основном на ремонт, но иногда бывали заказы на изготовление новых сапог. «Как-то летом к отцу обратился Измайлов, его звали председателем, начальник какой-то. Просит сшить сапоги, а отец соглашается и говорит, что сделает из товара заказчика. Измайлов приказывает, чтобы отец сшил из своего. А у папы и материала-то нет, не из чего сделать. Ушёл рассерженный председатель, а отец другим мастерам рассказал этот случай, поговорили бы и забыли.
А в двенадцать часов к нам пришли милиционеры, папу забрали. Это был 1937-й год. Дом, где находилась милиция, был на Пролетарской, там отдельно — и заключённые. Отец в ограде там ходил, я бегала туда, смотрела на папу через щёлку в тюремном дворе», — Анастасия Ивановна вытирает слёзы. Отцу тройка выписала приговор: десять лет. Его увезли, один из взрослых сыновей выпил для храбрости, громко повозмущался: за что? Смутьяна тут же отправили в тот же дом на Пролетарскую, по той же 58 статье УК осудили. Но сын через десять лет вернулся, а отца семья больше не увидела. Обычная история по тем временам.
С мамой переехали в избушку на Фурманова. Настя росла, с ровесниками бегала на край посёлка: на улицу Чкалова. Там на нагретом песочке, на гриве у противопожарной вышки ребята собирались стайками подальше от взрослых. С вышки осматривали лесные просторы и посёлок. Учились курить: «Мальчишки одеколоном побрызгают на папироски, а мы балуемся, курим. Привыкла со временем. Так эта привычка долго была у меня, пока таблетками не вылечилась». Позже Анастасия устроилась на малярийную станцию: работницы ходили пешком по окрестным сёлам, травили комаров и крыс. Даже в погреба спускались, проверяли, есть ли комары.
Майна-вира
Началась война. В военкомате составили списки не только парней, но и девушек. Призыв – понятие широкое. Насте исполнилось семнадцать лет. «Нас, девчонок из Сузуна, было одиннадцать человек, все ровесницы: Можаева, Петрова, Скокова, Измайлова, Федосеева… Отправили в ремесленное училище в Гурьевск. Учились на слесарей, а также стрелять и делать перевязку. Меня потом – в Челябинск, на 72-й завод», — и сразу становится понятно, что завод был военный. Да по-другому и быть не могло: шла зима 1942 года. Анастасия работала не слесарем, а мотористкой. Рассказывает: «Когда меня привели в цех, сказали, что слесарей хватает. Пришлось выбирать: на сверловку или на кран. На сверловке было опасно, побоялась, что затянет огромный агрегат, который снимал с металлических болванок стружку. Выбрала кран. Мне показали, как работать, что смазывать. Краны были разные, мой – лёгкий. Два рычага: вперёд едешь или назад. Опускаешь или поднимаешь: вверх-вниз, вира-майна. Смена – двенадцать часов: с восьми до восьми. Если в ночь, так спать хочется, а холодно! К тому же кругом — стылое железо. Замёрзнешь, трясёшься. А если нет работы, слезешь и в будочку идёшь погреться у железной печки. Только руки протянешь, уже кричат: на кран».
Работали почти одни женщины. С кем-то знакомились. Запомнилась одна сверловщица, однажды она осталась на вторую смену, а брат с отцом и сестра пошли домой. Анастасии было видно сверху, как та не побереглась, и её закрутило в станок. Не спасли. И помнит девушку из общежития: ушла на работу и больше не пришла.
Что выпускали в конечном итоге, рабочим не объясняли, между собой говорили, что части для строительства мостов. Анастасия Ивановна помнит только большие конструкции, которые её кран переносил: «В мокрых валенках лезешь и лезешь в высоту, держишься за ступеньки. А потом слушаешь команды грузчика внизу: майна, вира. Бывает, что он плохо приладит цепь, конструкция начинает падать, тогда он кричит: майна, чтобы я опустила груз. Перецепит, и опять работаем. Жили в общежитии, барак такой с комнатками. Ни угля, ни дров, холодища. В темноте идём ночевать после смены, смотрим, где бы дров украсть, надо же хоть немного погреться. Затопим печку, валенки свои мокрые поставим, а они высыхать не успевают. Утром выходим, а они застывают. Спали в одежде, в стежёных брюках, с другой девушкой вместе, только валенки и снимали. В баню совсем не водили, появились вши, заедали.
Кормили в заводской столовой по талонам кашей-овсянкой, кусок хлеба раздатчица отрежет, в супе овсяном две картошечки болтаются и крупа. Кормили утром и вечером. А я же курила, хлеб продам, стаканчик табаку куплю за десять рублей. Сворачивала самокрутки – будь здоров! — получше мужчин. Что ж, из песни слова не выкинешь».
В 1944 году девушкам выписали документы: можно было вернуться домой. В Сузуне было сложно найти постоянную работу. Анастасия поработала в аптеке, потом устроилась в лесничество. В 1948 году пришёл вызов от тёти из Комсомольска-на-Амуре: уехала к ней на заработки. Там встретила парня по душе, поженились. «Тяжёлая была жизнь. Нет уже ни мужа, ни сына. Сейчас со снохой живу, спасибо ей», — говорит на прощание Анастасия Ивановна.
Елена ЗЕМЛЯНИЦКАЯ
Сотрудники Госавтоинспекции Сузунского района посетили детский сад №3 где рассказали ребятам о правилах поведения на…
17-23 февраля – Неделя сохранения мужского здоровья
Фрагменты интервью на радио «Городская волна» (101,4 FM) в программе «Вечерний разговор о жизни замечательных…
О том, как мужчинам заботиться о своем репродуктивном здоровье с ранней юности, рассказала главный врач…
Первенство Новосибирской области по лыжным гонкам «Серебряная снежинка» стартовало в Сузунском районе
В Доме детского творчества открыли мемориальную доску памяти ветерана Великой Отечественной войны и ветерана педагогического…