Михаил ЩУКИН: «Корова не доена, а они сидят и книжки читают»

Фрагменты интервью на радио «Городская волна» (101,4 FM) в программе «Вечерний разговор о жизни замечательных новосибирцев» 9 июня 2018 года.

— Михаил Николаевич, как появилась на свет Ваша первая книга?
— Я работал в районной газете – молодой начинающий журналист – на своей родине, в рабочем посёлке Сузун. Только-только отслужил в армии. Работал с удовольствием и писал рассказы в свободное от работы время. И вот их накопилось довольно большое количество. Я, недолго думая, всё это запаковал и отправил не в Новосибирск, а сразу в Москву, в издательство «Молодая гвардия». И был удивлен несказанно, когда из «Молодой гвардии» пришёл ответ.

Моя рукопись попала к Сергею Антонову, известному советскому писателю. Все, наверное, помнят фильм «Дело было в Пенькове», он снят по его рассказу. И вот моя рукопись попала к нему. Сергей Антонов её как-то выделил и написал благожелательную рецензию. И в это же время возобновили журнал «Литературная учёба». В первом номере с разбором Сергея Антонова были опубликованы и мои первые рассказы.

Затем состоялось седьмое всесоюзное совещание молодых писателей, куда меня пригласили в 1980 году. Вышла моя первая книжка в Москве в том же издательстве «Молодая гвардия». Она называлась «Посидели, поговорили». Это были рассказы о сельской жизни, рассказы, во многом ещё ученические. Но люди, которые рецензировали, которые принимали решения, они что-то в них увидели.

Я хорошо помню свои ощущения, когда я пришел на почту в рабочем посёлке Сузун, получил эту бандероль. Разорвал её тут же, вытащил эту книжку. Размером она была чуть толще, чем паспорт, да тем более ещё и с портретом. Но это меня нисколько не огорчило. Выйдя с почты на улице Ленина, я несколько раз подпрыгнул и что-то крикнул. Теперь уже ввиду того, что тяжеловат – не подпрыгиваю. Но это ощущение радости остаётся. Думаю, что, в какой-то степени я — счастливый человек. Потому что всю жизнь занимаюсь тем, что мне нравится.

Мне было 26 лет.

— Как вы считаете, писателями становятся или рождаются? Талант или упорный труд?
— Знаете, тут можно ссылаться на множество высказываний на эту тему. Я попытаюсь сформулировать по-своему. Писатель – это всё-таки рождение, но рождение не то, что ребёночек появился, и сразу его Бог в маковку поцеловал. Это рождение судьбы, а она зачастую от человека не зависит.

Что-то случается с человеком, что-то поражает его в этом мире, что он начинает переводить бумагу или по клавишам стучать. Это либо есть, либо нет. Если есть – это судьба, а если нет – значит, это имитация судьбы. Жалко порой людей, что они жизнь тратят на то, чем бы им не следовало заниматься. Лучше бы крестиком вышивали.

— И что поразило писателя Михаила Щукина, что он начал писать?
— Наверное, повлияло окружение. Я глубоко уверен: если в человеке закладывается что-то плохое, хорошее, доброе, светлое, тёмное, чёрное – это всё закладывается в семье. А у меня мама ушла очень рано. Но она будто чувствовала, что уйдёт, и поэтому много со мной читала. Соседка иногда приходила и шумела: «Вот, корова не доена, посуда не мыта, а они сидят и книжки читают». И вот это волшебство слова, когда за окном метель, клеёнка чистая, полотенце постелено, а на полотенце — книжка, лампа горит, и звучит «Буря мглою небо кроет, вихри снежные крутя», — всё это входило в душу, и там и осталось.

Второе обстоятельство – это потрясающий язык, просто сохранившийся сибирский говор, очень смешной. Гоголевский смех, шукшинский.

Потом после смерти мамы появилась мачеха, и у неё был просто удивительный язык. Иногда, воспроизводя какую-то речь в своих романах, особенно в исторических, я даже начинаю слышать её голос.

Я вообще потом сделал такой вывод, что любой род, к которому каждый из нас принадлежит, вот он тянется-тянется, годы, десятилетия, и в нём накапливается какая-то родовая память, энер-
гия – и она не высказана, не выложена в этот мир. И вот, казалось бы, с какого рожна – мама у меня домохозяйка, отец – водитель лесовоза в леспромхозе – но в глухой деревне вдруг ребёнок начал что-то сочинять, а другой начал петь, а третий начал картины рисовать, а четвёртый — фильмы снимать. Но это просто память рода накапливается, и должна где-то она выплеснуться. Вот поэтому я и говорю, что это всё-таки судьба.

— Расскажите о вашей семье.
— «Семья» — это мой ненаписанный роман. А моя семья – это старожильческая семья. Это не те, кто приехал в результате Столыпинской реформы или раньше переселился в Сибирь. Это те люди, которые, я думаю, первые пришли с Ермаком. Это была обычная семья, село Мереть Сузунского района, где мои предки жили, рожали детей, держали ямщину. Позднее семейные предания вылились в роман «Ямщина». А затем были всем известные события: и Первая мировая война, и Гражданская, и 1930-е годы, и Великая Отечественная война. Всё отразилось на нашей семье, всё прошло по нам.

Когда у меня вышел роман «Имя для сына», в Москве собралась огромная презентация, пресс-конференция. Собрали авторов «Роман-газеты» — это всё проходило, по-моему, в Ленинской библиотеке. Было Центральное телевидение. Приезжаю в свою родную деревню, и меня встречают две моих любимых тётушки. Это сёстры отца; та, которая младшая, называет старшую «нянькой». Одна из них говорит: «Ой, Миш, тут тебя по телевизору показывали, а нянька стоит, телевизор гладит и плачет, плачет, плачет, и говорит: «Мишенька, ты всё-то не буровь, что думаешь. Мишенька, не буровь, что думаешь. А то ты же знаешь – дорожка-то да Нарыма ещё не заросла». Вот в этой фразе много-много всего сказано. То есть старшая тётка, она проехала туда до Нарыма и обратно.

— Кроме литературы, что ещё вас увлекает? Что любите делать в свободное время?
— Два вида деятельности, которыми я владею в совершенстве: умею колоть дрова и косить сено литовкой. До недавнего времени у меня в деревне был дом. Даже сельские жители уже разучились литовкой косить, а я умею.

У меня нет никакого хобби. Иногда людям даже завидую. В деревне был у меня сосед замечательный. Я захожу к нему, а у него большая-большая такая коробка, а в ней лежат блёсны, грузила. И он сидит, их перебирает. И такое счастье у него на лице, что не описать. У меня такого увлечения нет, поэтому иногда в свободное время всего помаленьку. А сейчас любимое занятие – это смотреть на небо, видеть рассвет, видеть закат, и жалеть о том, что не умею рисовать.

У меня была ещё одна мечта. Желание научиться играть на гармошке. Но я так и не научился.

— А если бы появилась возможность всё переиграть, стали бы что-то менять в своей жизни?
— Да никак бы не поменял. То есть повторил бы тот путь деревенского мальчика, который в 14 лет приехал в город. Никак бы не поменял, хоть мне поставь ум меня сегодняшнего. И у меня другого выбора просто не было. И никто бы эту работу не отменил, потому что нужно было зарабатывать на хлеб после кончины отца. Поэтому я в 17 лет пошел работать в районную газету. Конечно, хорошо бы зачеркнуть всю жизнь, да сначала начать. Но так не бывает, и даже в каких-то мыслях тоже невозможно.

Подготовила к печати Елена СТАРОДЫМОВА,

Сузунская центральная модельная библиотека

Блиц-опрос с Михаилом Щукиным
— Что вы считаете своим долгом?
— Жить, и желательно по совести.
— Какие мечты ведут вас по жизни?
— Мечты в детстве были, в юности. А сегодня уже более осознанные желания, скажем.
— Что нужно воспитывать в себе?
— Совесть.
— Какое из ваших произведений заслуживает экранизации, на ваш взгляд?
— Я думаю, получились бы хорошие фильмы по романам, которые вышли у меня, как я уже говорил, в издательстве «Вече» под общим названием «Сибириада».
— Как вы справляетесь с творческими кризисами?
— Кризисов у меня нет, нет на них времени.
— Какую книгу читаете сейчас?
— В настоящий момент у меня на столе лежит «Лето Господне» Ивана Сергеевича Шмелёва.
— Что заряжает вас энергией?
— Небо, звёзды, домашние и опять же то, что нужно делать своё любимое дело.
— Три главных качества, которыми, на ваш взгляд, должен обладать герой нашего времени?
— Ответственность; талант к работе – не талант вообще, а талант к работе; профессионализм.