Всполохи военного детства

Воспоминаниями о жизни в  тылу во время Великой Отечественной войны поделилась с нами Любовь Степановна ГАВРИЛОВА.

Остались только женщины и дети

Сейчас мне 86 лет, помню многое… Мы жили в селе Елань Маслянинского района. Отец  ушёл на войну в первые дни и погиб под Ленинградом  16 октября 1941 года. Мама всю войну работала на льнозаводе. Выживали только благодаря корове и огороду. Маму мы с сестрой видели очень редко.  Летом надо было заготовить дрова, накосить сена для коровы. В основном мы были под присмотром бабушки. Вся работа делалась вручную. 

Коровушка, кормилица наша

Дрова нужно было напилить, а потом на быках привезти домой. Сено заготавливали косой и увозили на коровах. Коровушка не только молоко давала нам. Однажды корова, когда везла воз  сена стала телиться, тяжело родимой было. Вот и родила двух мёртвых телят. Пришлось воз оставить на дороге, корову вести домой.

Выход находили из любой ситуации

В деревне у нас спички были редкостью. Если заканчивались, и в печи не оставалось угольков горячих, то ждали утра. Как затопится у кого-нибудь печь, так бежим к соседям взять огонька, чтобы дом натопить и покушать сварить. Мыла тоже в то время не был. Голову мыли и стирали бельё щёлоком. Заваривали кипятком древесную золу, она настаивалась, сливали воду. И потом использовали для стирки и мыли голову в бане.

Долгий путь в школу

В школу я пошла в 1943 году (тогда принимали в школу с восьми лет). Тетрадей у нас не было, писали на старых газетах. А чернила делали кто из чего: из сока свеклы, марганцовки. Из сажи, кипятили виниловые пластинки. Ручек тоже не было. Перо привязывали нитками к палочке и так писали, выводили буквы и слова.

Где-то с четвертого класса (это уже было после войны) нас отправляли расстилать лен, а  в августе дёргать его из земли. Ухаживать особо некому было, поэтому поля зарастали сорняком, и руки у нас были все исколоты.

В селе была только семилетняя школа, три года потом училась в Маслянино. Занимались с восьми утра. Керосиновая лампа горела только на столе учителя. Каждую неделю ходили пешком 30 километров из села в школу: в субботу в 2 часа дня уходили после уроков и домой добирались только к ночи. А в воскресенье – обратно такой же путь, да ещё продукты на неделю с собой несли. Машин было мало, но иногда шофёры, рискуя, и, видимо, жалея нас, садили на бензовоз. Мы держались за перекладину и ехали, а дороги то были…

После девятого класса нас отправляли пилить дрова для школы. Мальчишки валили сосны, а когда девчонки распилят их, кололи и складывали вместе в поленницу. Вот так и учились. Это сейчас, если не привезут в школу, то поднимают родители шум на всю область…

Сейчас все кричат: «Не ешьте картошку – растолстеете!» Мы сидели на одной картошке, ни одного толстого ребёнка не было. У меня есть фотография третьего класса. На снимке – все худющие, в рваных одежонках.

         Тяжело было всем

Нам было тяжело, но тяжелее – эвакуированным немцам. Они приехали тогда, когда в огородах все было посажено, к зиме они ничего не смогли вырастить. Мы дружили с их детьми. Я до сих пор не могу без слез вспоминать один случай. Как-то зашла к эвакуированным, а дочь их, Маруся Шмидт, сидит на полу и из чашки ест сваренные картофельные очистки, ей было годика два.  И ведь ка-то выжила она, выросла. Ещё запомнился старик –немец, который ходил по улица и просил: «Пара варона» картошка» (пару варёной картошки). Страшно это всё вспоминать.

Мы не знали обстрелов. Над нами не летали  фашистские самолёты, но тоже хватило горя до слёз.